«Нет сомнения, что Россия могла требовать и приобрести гораздо более в эту пору нравственной и физической ее силы, когда еще не остыл пепел Москвы». (Л. 2). Но император Александр довольствовался участком, дающим России полное право на гражданство в Европе» (л. 2 об.). Александр присоединил к герцогству Варшавскому польско-российские губернии, которые отошли к России при Екатерине на вечные времена, и дал полякам народных представителей и национальные государственные учреждения» (л. 3). «Спрашивается, какой образ жизни политического существования может быть признан за полезнейший и приличнейший для области, поступающей в круг владений великого государства на вечные времена. Тот ли коего дух более согласиться с духом политического существования государства ту область к себе присоединяющую или тот, который решительно противоположен учреждениям, искони в том государстве существующим? Без сомнения первый» (л. 3).
«Рассуждать иначе, руководствоваться односторонними доводами… метафизическими отвлечениями, а не благоразумием» (Л. 3 об). Как бы там ни было, но почти одновременно дарованы были Хартии Людовиком XVIII – Франции, Вильгельмом Нидерландам, Александром – Царству Польскому. Книга французской революции раскрылась» (Л. 4 об.). «Начало возмущения… во втором сейме в Варшаве в 1820 г., когда поляки начали заниматься буйными выпадками против России» (л. 6 об.). « Разлив духа своеволия угрожал на следующих сеймах и мог легко проникнуть в недра армии и всего народонаселения. Император Александр постиг опасность. Он повелел производить прения без свидетелей и без обнародования этих прений, путь к удовлетворению честолюбия пресекся» (л. 6 об).
«В одно и тоже время преступлено было к образованию армии. В первые годы владычества все расходы Царства приняты были Россией на себя. Польша развивалась и процветала, получила банковские ссуды и кредитную кассу, из которой роздано от 72 до 100 млн. русских рублей, были уменьшены пошлины до 1% привоза польских сукон в Россию» (л. 7). «Жалование польским войскам в 4 раза больше, чем оклад русским войскам, возобновили почти разоренную крепость Замостье» (л. 7).
«Русский корпус, расположенный на границе Царства: все россияне в нем служившие поступили в коренные русские корпуса внутри империи расположенные. Русский корпус стал именоваться Литовским и в него были набраны уроженцы польско- русских губерний.., он стал на самой границе Царства» (л. 7). «Определен был восьмилетний срок службы солдат польской армии - лучшее средство обработать мало по малому всю нацию к познанию военного ремесла и первом востребовании к бою уволенными от службы уволить или утроить армию не теряя времени на обучение нововступивших в ряды ополчения – что и случилось!» (л. 7 об.).
Так Александр I думал, что милосердием и щедротами, попечением и благосостоянием Царства, похвалами и знаками отличия, возвышающими душу воинов, можно будет сроднить обе нации, прекратить вражду между ними существующую». Вышло иначе: предоставило полякам тем самым способ к восстанию и поддержанию борьбы с Россией» (л. 7 об). Польша ожидала «только срока своего разрешения. Великий князь Константин Павлович служил ей повивальной бабкой» (л. 8).
«Польско-русские губернии были втайне также причастны, и можно сказать, что сей обширный заговор заключал в себе все народонаселение» (л. 8).
«За два месяца до восстания заговорщики имели план… Армия Царства из 30 тысяч располагалась в Варшаве, на левом берегу Вислы, на границе Познанского герцогства; часть от Седлеца до Замостья, касаясь русско-польской границы» (л. 9). Большая часть офицеров принадлежит патриотическому обществу». «Одна гвардейская русская армия, состоящая из 7 тыс. человек и 24 орудий находится под Варшавою» (л. 9). «Корпус, называемый Литовским, состоящий из 40 тыс. и 120 орудий разделен теперь от Дубны до Вислы» (л. 9 об).
«Эта война была не столько классическая, сколько романтическая» (л. 23).